Стальная мечта - Страница 86

— Боже, Боже, Боже, Боже, Боже… — бормотал Фрейден, полумолясь.

И потом все резко оборвалось. Заключительный ужасный рев — и внезапная тишина, глубокая, бьющая по ушам тишина, ужаснее крика, зловещее, липкое молчание могилы.

Под ними, на Арене, распахнулись большие ворота, и оттуда под кроваво-красные лучи солнца небольшие взводы Киллеров стали выталкивать группки связанных людей — одну, другую, и еще, и еще. Потом новые группки, и новые Киллеры, и новые… Жертв вели на бойню.

Совершенное молчание царило на стадионе, пока вооруженные Киллеры гнали две тысячи связанных человек, голых по пояс, из внутренностей стадиона на грязную поверхность Арены, окруженной воткнутыми в землю деревянными крестами, оставляя по одному человеку у креста, по одному вооруженному винтовкой и «моргенштерном» Киллеру на каждые четыре креста. Жертвы — руки связаны за спиной, бесполезные кинжалы спрятаны в набедренных повязках — смотрели вверх на трибуны, на молчащих, выжидающих Животных, на Киллеров, чьи рты были испачканы кровавой пеной, на Братьев в Павильоне, рассеянно обгладывающих человеческие руки и ноги, лакающих вино из глиняных кувшинов и все время неотрывно глядящих вниз — красноглазых, ухмыляющихся.

И связанные смотрели на Вандерлинга и Фрейдена — умоляюще, ожидая сигнала, избавления, которое было им обещано. Фрейден не мог встретиться с ними глазами, потому что расчет времени был слишком приблизительным, грубым, чтобы спасти этих людей. Как раз сейчас Народная Армия должна была приближаться к Дворцу, но прежде чем она вломится внутрь…

Киллеры на Арене держали свои огромные молотки поднятыми над головами, отдавая гротескный салют. Моро держал мегафон у губ.

— Давайте Боль, получайте Наслаждение! — крикнул Моро. — Давайте Смерть, берите Жизнь! Пусть церемония начнется! Во имя Братства Боли и Естественного Порядка, пусть все разделят удовольствие давать Боль! Убей! Убей! Убей!

Гнетущее молчание разорвал пронзительный животный крик, вырвавшийся из двадцати тысяч глоток, когда Животные, Киллеры и Братья запели:

— Убей! Убей! Убей!

Пение набирало темп, утрачивало ритмичность, становилось бесконечным, бессмысленным криком, как звуковая пульсация сирены:

— УБЕЙУБЕЙУБЕЙ!

Фрейден, одной рукой обняв Софию, привалившуюся сбоку, заставил себя успокоиться, отогнал все эмоции, приказал себе стать сухой вычисляющей машиной. Рядом с ним Вандерлинг не отрывал глаз от Арены, его губы беззвучно шевелились, немо складываясь в слово «Убей».

Фрейден свирепо пнул его локтем под ребра.

— Очухайся! — прокричал он Вандерлингу в ухо. — Пора! Выводи своих проклятых ублюдков на позицию!

Вандерлинг вздрогнул, встряхнулся, как человек, пробуждающийся от сна, пролаял команду сидящим героиновым головам. Тыквы резко вскочили на ноги, с винтовками на изготовку, образуя плотный щит из тел и оружия со всех сторон.

Фрейден принудил себя холодно оценить ситуацию. К этому времени армия должна была достичь стен Дворца; возможно, они уже ворвались внутрь. Невозможно было услышать что-либо из-за нескончаемого, сотрясающего трибуны рева.

Он вытянул шею, пытаясь разглядеть что-нибудь за человеческой стеной перед ним. Освободившись от Софии, он вскарабкался на скамью, глянул поверх живого щита на Арену. Киллеры и жертвы одинаково застыли, приросли к месту. Киллеры стояли неподвижно, прислушиваясь к своему боевому кличу, вырывающемуся из двадцати тысяч глоток. Связанные люди смотрели на ярусы трибун, наполненные существами, требующими их крови; их лица побелели от страха, глаза округлились от потрясения и боли.

Непрошеный мощный спазм отвращения к самому себе прошел по Фрейдену. Эти люди не были бы спасены, он сам спланировал все таким образом. Поглощенные избиением жертв Киллеры не смогли бы отвлечься, пока партизаны штурмовали стены, и Фрейден, чей мозг сейчас работал словно вычислительная машина, возлагал надежды на возникшую панику. Фрейден-человек испытывал отвращение. Оба наблюдали и ждали.

Ему не пришлось ждать долго.

Внезапно, как по сигналу, каждый вооруженный Киллер схватил свою жертву, поволок ее к кресту. Киллеры с молотками, подхватив горсть Гвоздей из куч у жаровен, бежали к крестам, у которых их напарники держали извивающихся пленников. Двое Киллеров, находившиеся ближе к центру Арены, начали первыми. Один сорвал с приговоренного веревки, поднял его к кресту, растягивая руки по поперечине, в то время как второй вспрыгнул на кучу хвороста и загнал гвозди сквозь ладони распятого глубоко в твердое дерево. Человек закричал, из его изуродованных рук потекла кровь — и тут весь ад вырвался на свободу.

Немедленно сотни пар Киллеров начали сдирать веревки, распиная жертв. Но некоторые из них действовали недостаточно быстро. Вот с партизана сняли путы — и он вырвался из рук Киллера, сунул руку в набедренную повязку, выхватил кинжал и сразу же вонзил его в сердце остолбеневшему Киллеру, подхватил «моргенштерн» умирающего, расплющил череп Киллера с молотком еще прежде, чем тот шевельнулся, зажал молоток в свободной руке и, размахивая молотком и «звездой», напал на Киллеров у соседнего креста. Десятки сангриан висели, вопя, на крестах, но десятки других вырвались на свободу, закалывали своих мучителей, освобождали распятых, подхватывали оружие упавших, слепо кидаясь во всех направлениях.

Организованная бойня превратилась в бурлящий хаос, когда Киллеры, уступавшие в численности, оправились, выхватили «моргенштерны» и начали приканчивать еще связанных сангриан, отбиваться от людей, завладевших ножами, «звездами» и молотками. Жаровни были перевернуты, кипящее масло проливалось и на Киллеров, и на Животных, кресты опрокинуты — на некоторых из них еще корчились истекающие кровью тела. Арена была колоссальной свалкой яростного бесформенного боя, сплетением тел и оружия и текущего масла, содрогающимся клубком сотен, тысяч отдельных убийств.